Корвус Коракс  - Лев Гурский

– Ломов, фамилия тебе очень идет, – объявил Карасев. – Вечно ты появляешься и ломаешь людям кайф. Вместо того чтобы дать нам помучиться, ты просто взял и прикончил на корню уйму интересных версий. Других головоломок у нас уже нет, а до конца рабочего дня еще четыре часа. Кроме кофе, заняться нечем.

– Может, поработать? – предложил я. – Ну так, для прикола?

– А смысл? – пожал плечами Белкин. – Начальство ушло.

– Точнее, уехало. – Новожилов поглядел на часы. – Пятьдесят семь минут назад. У Рыбина, на Старой площади, опять совещание. Руководству небось снова вкручивают про модернизацию, которая должна у нас не бежать вприпрыжку, как в Америке, а ме-е-едленно, с достоинством, ползти. При таком темпе их там вряд ли распустят раньше полшестого. И старик наш, могу поспорить, до закрытия в родной конторе уже не объявится.

Вот нежданная удача! Значит, рапорт о моем провале попадет в руки шефа не раньше чем через сутки. Выволочка откладывается.

– Но Дезик-то, надеюсь, на рабочем месте? – спросил я.

Давид Маркович Иохвидсон заведовал в ФИАП складом конфиската, живого и неживого. Сейчас только он мог мне помочь.

– Дезик на месте, – меланхолично ответил Белкин. – А толку? Если у тебя к нему дело, рекомендую расслабиться и выпить с нами кофе. До завтра на склад никому не пробиться. Даже не мечтай.

– Это еще почему? – встревожился я. Мой разговор с Иохвидсоном нельзя было откладывать надолго.

– Все после той контрафактной партии, – сказал Невский. – Ну утренней, с Белорусского вокзала. Из-за нее уж который час на складе дурдом, куча-мала, действующий вулкан. Сам Дезик по уши в помете, никого не пускает, орет на всех через дверь. Главбух сунулся к нему с ведомостью – он и главбуха послал. Там ведь у него штук семьдесят еще не оформленного левака.

– Семьдесят пять носителей, притом все импортные, – уточнил Новожилов. – И одних только красных лори среди них двадцать два экземпляра. Таких замучаешься оприходовать: каждого надо внести в три основных каталога и особый реестр. Тем более когда пиратка высокого качества… Слушай, а чего я тебе это говорю? Ты сам, что ли, не знаешь про случай на Белорусском? Честно, не знаешь?

Я замотал головой.

– Братцы, Кешка еще не знает! Чур я ему рассказываю!

Оказалось, что пока я инспектировал магазин на Охотном Ряду и пытался ущучить рыжего менеджера, железнодорожная полиция на Белорусском успела отличиться. И вопреки ожиданиям, в лучшую сторону. Молоденький патрульный, который присматривал за почтовыми вагонами, засек группу граждан, сдающих в багажное отделение поезда «Москва – Смоленск» гору клеток с импортными носителями. Документы на попугаев подозрений не вызвали, зато в их хозяевах было кое-что странное: уж больно похожими друг на друга выглядели пятнадцать мужиков с гитарами. Все они были одинаково волосаты, бородаты, очкасты, одеты в однотипные синие джинсы, черные водолазки и черные кожаные пиджаки. Понять, кто это такие, наш полицай не мог. Если, допустим, они сектанты, то почему с гитарами, а если просто музыканты, откуда такое сходство?

До отправления поезда оставалось полчаса, и патрульный принял верное решение: на всякий случай отбил телеграммы в ФСБ, а заодно и в ФИАП – раз уж мы занимаемся носителями. Чекисты на запрос вообще не среагировали, но в нашей конторе у аппарата, по счастью, как раз заканчивал суточное дежурство Гена Гучков. Несмотря на полусонное состояние, Гена посоветовал сверить даты продаж с датами выдачи лицензий. И попал в десятку! Выяснилось, что всех попугаев якобы купили в разные дни – при том, что все лицензии были датированы одним числом. Вероятность совпадения была один на миллион. Сразу стало ясно, что документы – липа.

Потом уже, после обыска, среди багажа у самозванцев нашлись три сотни афиш с Юрием Шевчуком и подробная, со всеми остановками, схема продвижения по Беларуси, Украине и странам Балтии. Если бы им удалось доехать до Смоленска, они бы там разделились – и понеслось: Витебск, Орша, Могилев, Бобруйск… вплоть до самого Калининграда. Пираты от шоу-бизнеса и раньше пытались погреть руки на популярности этого рок-певца, но до такого размаха прежде не доходило. Каждый из пятнадцати псевдо-Юриев вез с собой по две пары носителей-стерео плюс одного моно, для сельских клубов и полевых станов. Качество «фанеры» было практически студийным, даже в первом ряду не заметишь подвоха. Это была и кража, и диверсия одновременно. При такой плотности пиратского гастрольного «чеса» Шевчуку бы еще года три-четыре не светило в этих краях мало-мальски приличных сборов.

– Юрий Юлианыч с утреца уже три благодарственные телеграммы нам отбил – одну из Москвы, одну из Уфы и одну из Питера, – завершил эпопею Новожилов. – Обещал при первой оказии лично заехать в ФИАП и накрыть на всех поляну.

– Который из трех Шевчуков? – заинтересовался я.

– Питерский, вестимо, – ухмыльнулся Белкин. – Какой же еще? Уфимский Юлианыч и рад бы проставиться, да с деньгами у него всегда напряг, а московский теперь вечно занят: то он на баррикадах, то в кутузке… Ну так чего, Кеша, кофеечку выпьешь с нами за компанию? Или все же будешь прорываться к Дезику?

– К нему, – признался я. – Прямо в жерло вулкана.

Хранилище конфиската расположилось у нас на том же третьем, где и кабинет директора, только в другом конце коридора. Сдав рапорт секретарше шефа, я двинулся в направлении склада.

По замыслу проектировщика пятисантиметровая стальная дверь с герметичной резиновой прокладкой по периметру должна была оградить коридор от звуков и запахов из хранилища. Однако волна едкого амбре накрыла меня еще за три шага до двери, а когда я приблизился вплотную, по ушам ударила резкая какофония, невообразимая смесь из мелодий и слов. Не понимаю, как у Дезика запустились все фонограммы разом, но теперь каждый конфискованный носитель честно долбил собственную партию, не обращая внимания на соседа. «Хоть и не красавица!.. – бушевало за дверью. – Вороненым стволом!.. Осиновым ветром!.. Тра-та-та-та!.. Осень, темная даль!.. Тра-та-та-та!.. А она нам нравится!..»

Чисто теоретически носителей такого высокого класса можно синхронизировать. Вместо оглушающего попурри из обломков песен получилось бы сказочной красоты исполнение а капелла. Правда, для этого нужно полгода репетиций и чтобы на подхвате у Дезика работал по меньшей мере маэстро Герберт фон Караян.

– Давид Маркович! – застучал я в стальную дверь. – Пустите!

– Вон, изверги! – сквозь шум раздалось в ответ. – Все вон!

– Давид Маркович, это я! Кеша! Мне надо срочно!

– Что? Не знаю никакого Кеши! Вон отсюда! Прочь, кому говорю!

– Я Ломов Иннокентий! С третьего этажа!

– Ломов? Какой еще Ломов? А, Ломов! Завтра приходи, мальчик!

– Давид Маркович, дорогой! Мне нельзя завтра! Ну пожалуйста!

– Брысь, я сказал! Все убирайтесь, фашисты! Дайте мне умереть!

Дезик, бедняга, был уже за гранью нервного срыва, но и я не мог отказаться от задуманного. Сегодня у меня оставался шанс распутать клубок, завтра – едва ли. За сутки в большом городе от любого следа мало что остается. На откровенность дяди Жени рассчитывать не стоило, поэтому выход один: самому узнать, из какой записывающей фирмы пришел в магазин киркоровский левак.